Константиновское плато в
Пятигорске более известно как крупнейший курганный некрополь Северного Кавказа, но оно имеет и культурное измерение, вплетённое в историко‑литературный контекст
Кавказских Минеральных Вод. В отличие от гор
Машук или
Бештау, которые часто становились героями литературных произведений и живописных полотен, само плато редко упоминается в художественной литературе и изобразительном искусстве. Однако именно оно является частью того пейзажа, который вдохновлял поэтов и художников XIX века.
С позапрошлого века исследователи быта и культуры кавказских народов обнаруживали в легендах, преданиях и устном творчестве местных горцев, терцев, казаков упоминания о курганах Константиновского плато.
Жители Северного Кавказа с почтением и некоторым страхом относились к этой местности, называя курганы «могилами великанов», считая их местом упокоения давно живших богатырей, которые «спят до страшного суда». Некоторые легенды созвучны мотивам «проклятия гробниц» (подобно египетским пирамидам). Они гласили, что тот, кто раскапывает «старые могилы», заболеет или с ним случится беда.
У кабардинцев и осетин бытовали предания, что курганы — это «глаза земли», стражи, следящие за степью. В адыгской традиции считалось, что курганы образовались из «праха нартов» (героев Нартского эпоса), павших в битвах.
Осетинский героический эпос так описывает эту местность.
«Когда пал герой Сослан, насыпи на его могиле были выше леса, стало видно их во всём ущелье».«Скинули землю, навалили курган, и назвали то место Нартовым холмом».«Каждый богатырь сидел под собственным холмом, и землю над ними считали священной».«Эти холмы — не простая трава, под ними лежат воины. Земля сама поднялась, укрыла их, чтоб враг не топтал костей».«Мертвых клали в медные гробницы, сверху насыпали земли, и курган становился сторожем поля».А ниже выдержки из Нартского эпоса, отражающие воззрения адыгов, кабардинцев, черкесов.
«Когда нартовские старшие пали, над каждым был насыпан холм, чтобы люди издалека видели путь предков».«Курганы на равнине — это глаза земли: смотрят, чтобы чужак не вошёл тайно».«Горы сделали насыпи над героями. С этих бугров видно и Эльбрус, и степь».В преданиях казаков долго сохранялось поверье, что в курганах якобы зарыто золото «скифских ханш». Местные жители ещё в XIX веке пытались искать здесь клады, при этом за плато закрепилось устойчивое народное название «Мёртвое поле».
Эта местность нашла свое описание в XVIII–XIX веках в записях немецкого и русского ученого Петра Симона Палласа, упоминавшего «огромные насыпи у
Машука», а также в трудах других путешественников и исследователей.
Безусловно, к ярким описаниям этой местности можно отнести и труды археологов, изучавших древние захоронения
Пятигорья.
Александр Сергеевич Пушкин во время пребывания на
Кавказских Минеральных Водах знакомился с местной культурой, ездил в Кисловодск и Тифлис. В
Пятигорске он жил недолго, а потому и Константиновское плато в его произведениях не отражено. Тем не менее общий образ земли древнескифских могил, подымающихся из степи к
Машуку, совпадал с тем колоритом, который Пушкин передал в «Кавказском пленнике» и других сочинениях:
Пред ним пустынные равниныЛежат зеленой пеленой;Там холмов тянутся грядойОднообразные вершины;Меж них уединенный путьВдали теряется угрюмой:(А. С. Пушкин. «Кавказский пленник», 1821—1822 гг.)
Михаил Юрьевич Лермонтов, проведший последние месяцы жизни в
Пятигорске, часто бывал у
Машука и на его восточных склонах. Отсюда ему открывались панорамы Подкумской долины и Константиновского плато. Пусть он и не упоминал его напрямую в своих произведениях, но именно этот ландшафт был источником вдохновения, рождавшего строки о кавказской природе и ощущении «дикой старины», столь близкой по настроению к археологическим курганам под
Машуком. Народные предания о загадочных насыпях и их древних жителях бытовали в
Пятигорске и вполне могли быть знакомы поэту.
Лермонтоведы утверждают, что текст знаменитого стихотворения «Выхожу один я на дорогу», написанного в роковом 1841 году, навеян именно прогулками по пятигорским дорогам, пролегающим у подножья
Машука, среди которых был и путь на Георгиевск, проходящий вблизи Константиновского плато.
1Выхожу один я на дорогу;Сквозь туман кремнистый путь блестит;Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,И звезда с звездою говорит.2В небесах торжественно и чудно!Спит земля в сиянье голубом...Что же мне так больно и так трудно?Жду ль чего? жалею ли о чем?3Уж не жду от жизни ничего я,И не жаль мне прошлого ничуть;Я ищу свободы и покоя!Я б хотел забыться и заснуть!4Но не тем холодным сном могилы...Я б желал навеки так заснуть,Чтоб в груди дремали жизни силы,Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;5Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,Про любовь мне сладкий голос пел,Надо мной чтоб, вечно зеленея,Темный дуб склонялся и шумел.Это стихотворение оказалось настолько музыкальным, что еще в позапрошлом веке оно стало основой для более чем двадцати вариантов романсов. Среди тех, кого вдохновило это стихотворение, были композитор, автор множества романсов, Пётр Петрович Булахов, композитор и дирижер Константин Петрович Вильбоа, социалист-утопист, по меткому замечанию Владимира Ильича Ленина, «разбудивший Россию» Николай Платонович Огарёв.
Однако наибольшую популярность романс приобрел с музыкой Елизаветы Сергеевны Шашиной. Именно ее музыкальную версию исполняли легендарный Сергей Яковлевич Лемешев, проникновенная Анна Герман, Иосиф Кобзон, Александр Градский, Александр Малинин.
Другие писатели и путешественники XIX–XX веков также не оставили ярких художественных упоминаний именно плато, хотя историки и археологи уже вовсю работали на его курганах. Дмитрий Яковлевич Самоквасов, Всеволод Ростиславович Апухтин, Андрей Петрович Рунич оставили описания, которые вдохновляли краеведов, музейщиков и художников.
В конце XIX века панорамные литографии и гравюры
Пятигорска иногда включали восточный край
Машука с выходами на Константиновское плато, а значит, оно всё же вошло в изобразительное искусство — пусть фоном, но как важная часть пейзажа
Кавказских Минеральных Вод.
Константиновское плато нашло свое отражение в альбомах XIX века. Его образ можно найти, например, в литографиях из альбома Г. Гагарина («Виды Кавказа», 1847–49 гг.). гравюрах с «Видом Пятигорска и окрестностей» в журналах «Нива», «Отечественные записки». На них есть изображения
Машука с восточной стороны, видно плато, курганы.
Рисунки в альбомах путешественников Петра Симона Палласа, Фредерика Дюбуа де Монпере и других также можно увидеть восточные склоны
Машука. Известны некоторые работы местных и приезжих художников с видами плато и находящихся на нем курганов. Графические и живописные работы хранятся в музеях и частных коллекциях, в том числе в Пятигорском краеведческом музее.
Необходимо выделить триптих «Тайна седых курганов», созданный Валерием Николаевичем Арзумановым, заслуженным художником Российской Федерации, народным художником Российской Федерации и членом-корреспондентом Российской Академии Художеств.
На Константиновском плато съёмки кинофильмов никогда не велись. Тем не менее курганное поле незримо существовало как скрытая хроника тысячелетий рядом с декорациями фильмов и сериалов.
В музыке и театре плато прямо не отражалось, но в советское время материалы его раскопок вдохновляли краеведов и просветителей: лекции и концертные программы в
Пятигорске нередко сопровождались рассказами о «солнце‑курганах» и «основоположниках древнего искусства Кавказа». Экспонаты из могильников заняли своё место в Пятигорском краеведческом музее и в музейных коллекциях Москвы и Санкт-Петербурга. Они становились частью выставок и тематических постановок, где искусство соединялось с археологией.
Таким образом, Константиновское плато не стало местом действия известных литературных произведений и центром киносъёмок, но его тень лежит на всём культурном пространстве
Пятигорска. Оно видно на пейзажах, которые вдохновляли Лермонтова, оно хранит ту самую архаику древних погребений, которая интересовала Пушкина, оно присутствует в музейных залах и в краеведческой памяти. И именно этим — своей глубиной и ненавязчивым присутствием в истории Константиновское плато заняло особое место в русской культуре и художественном освоении Кавказа.